Текст встречи с Питером и Лизелотт Харткамп в Москве в ноябре 2019 г. Автор: Алина Шарова
В Sudburyschool Harderwijk (откр. 2003 г.) у учеников есть полная свобода выбора, что делать, как самовыражаться и думать, право на личную жизнь. Все вместе, ученики и сотрудники, решают все вопросы функционирования школы.
Нет уроков. Нет программы. Нет расписания.
Дети свободны и ответственны как за своё обучение, так и за управление школой. Присутствуют все возраста от 4-х до 18-ти лет. Взрослый (стаф) в школе — ролевая модель и ресурс. Мы открыли школу, перевернув всю парадигму обычной школы вверх ногами.
Вот фундаментальные принципы этой школы:
Все люди по природе любознательны
Все люди предприимчивы и самонаправлены
Каждый человек уникален
Относимся к детям как к полноценным людям, с полными правами людей, с полным уважением. Школа основана на принципах: свобода, ответственность и демократия. Все члены школьного собрания ответственны за благополучие школьного сообщества через действия, которые помогают поддерживать атмосферу свободы, уважения, честности, доверия и порядка. Демократия и свод законов являются средством для этого.
Когда такая среда создаётся, какой можно ожидать результат? Основная задача в школе — это чтобы школа функционировала хорошо. Важно, чтобы в школе всё работало прозрачно. Школа не ответственна за обучение и развитие детей. Потому что ответственность остаётся на самих учениках. И если школа функционирует хорошо, дети могут развить уверенность в себе, ответственность, саморегуляцию, креативность, социальные навыки, предприимчивость. Это не гарантия, никто ничего не может гарантировать. Но мы видим, что для всех учеников, которые ходили в эту школу, это работает. Это сообщество, тёплое и заботливое. Безопасное место как для учеников, так и для взрослых. В школе нет буллинга. На всех школьных собраниях у всех участников есть голос. Решают бюджет, правила школы, охрану правил школы. Выбирают, кто из людей будет работать в школе как сотрудник. Получается, что у учеников есть полное влияние на обучающую среду. Невероятно наблюдать, как ученики берут на себя ответственность в этом сообществе.
Часто взрослые говорят: «Ну нет, дети не могут брать на себя столько ответственности, она им не под силу». Но мы наблюдаем, что если дать детям полную ответственность за то, как школа организована, когда у них есть эта ответственность, они берут эту ответственность. В этом сообществе каждый ребёнок решает сам, что, когда, с кем ему делать. Они несут ответственность за тот выбор, который они делают и за последствия этого выбора. Дети несут ответственность за такие вещи, как уборка (чего родители вообще не ожидают), поддержка правил, чтобы школа оставалась безопасным местом.
Структура школы
Школьное собрание — главный орган. Собрания проводятся еженедельно. На собрании и у ученика, и у стафа один голос. В школе не только принимают решения, надо и ещё какую-то работу делать. Есть критические вещи, нужные для работы школы, — для этого существуют комитеты (финансовый, судебный, PR) и клерки. Если есть те, кто хочет что-то делать и это важно для них, но для функционирования школы не очень важно, то это делается корпорацией — клубом, где люди собираются по интересам: спортивный, кухонный и так далее. Клерк — администратор, должность человека, который, например, организует, как работает уборка или уход за зданием или мебелью.
Чему же они в такой школе учатся?
Как функционировать в демократии. Жить и работать в таком месте, где у тебя есть полное влияние на твою среду. Например, есть какое-то глупое правило, которое тебе не нравится, можно через школьное собрание это правило отменить. Просто жаловаться, если тебе что-то не нравится, не работает. Если ты сам не будешь действовать, ничего не произойдет. Самое важное, чему они учатся — как чего-то добиться, как чего-то сделать. И функционировать в мини-сообществе. Очень много, что дети делают в школе — это играют.
Математика
Если посмотреть на такую штуку, как математика, мы видим, что все дети научаются математике. Иногда мы видим, как они этому учатся, а иногда нет. Есть одна история о группе учеников 10-12-ти лет, которые подошли к сотруднику и спросили: «Вы можете нас научить математике?» и он ответил: «Нет, я вам не верю, это все ваши родители, кто хочет, чтобы вы занимались математикой. Идите гуляйте». Через неделю они вернулись и сказали, что действительно хотят. И он опять усомнился. На третью неделю он им поверил и начал давать уроки математики на двух условиях: это будут получасовые занятия 2 раза в неделю, но необходимо приходить вовремя и делать все домашние задания. Ребята согласились. Вот эта группа учеников изучила всю началку (в Голландии это 6 лет) за 20 часов. А если посмотреть на нормативы той школы, в которой училась старшая дочь, там было 1200 часов математики за 6 лет. В 60 раз больше. Что это значит? Если дети на самом деле хотят чему-то научиться , они этому обязательно научатся.
Еще один пример про математику одной из моих дочерей. В обычной школе она ненавидела математику. Когда она перешла в нашу школу, она ни секунды не занималась математикой до 18ти лет. Когда она пошла в музыкальный вуз, там надо было делать обязательный тест по математике. Она продолжала не любить математику, не ходила ни на курс математики, ни на дополнительные занятия, но сдала все тесты за 4 года в первый год. Как она этому научилась, мы не знаем. Сейчас у неё нет совершенно никаких проблем с вычислениями.
Чтение
Наш опыт говорит, что все научаются читать до 18ти лет. Есть взрослые, которые, проходив в школу 10 лет, остаются неграмотными. Наша старшая дочь ненавидела читать. В её первой школе был метод чтения с 10-ю уровнями. Чтобы перейти с одного уровня на другой, надо было на время прочитать какой-то кусок текста. Учительница в школе стояла с секундомером. Дочь ненавидела как эту учительницу, так и «глупые» истории, которые ей приходилось читать. Школа уже просто махнула на неё рукой еще на 5м уровне. Когда она перешла в нашу школу, это было как раз время Гарри Поттера, она могла за 3 дня прочитать целую книгу. У нее вообще не было проблем с чтением. Только в школе это было проблемой.
Еще история — в школе была девочка 9-ти лет. Она подходила и просила нескольких людей читать ей по 10 минут. Через какое-то время она подошла к Питеру и сама стала ему читать.
Компьютерные игры
Очень много учеников проводят много времени за компьютерными играми в школе. Эволюционный психолог Питер Грей сделал очень много исследований о том, как люди обучаются. То, что он открыл, и что распространяется на всех млекопитающих, это то, что они учатся через игру. И кое-что, с чем они очень любят играть — это инструменты культуры. Потому что дети смотрят, наблюдают, что делают другие. Сейчас, когда дети смотрят на своих родителей, почти невозможно не увидеть взрослого без чего-то из этого (ноутбук, планшет, телефон) в руках. Дети думают, наверное, это очень важно и начинают этим заниматься. Что мы наблюдаем в школе, что, играя в игры, особенно в группах, они реализуют себя огромными скачками. У детей абсолютно нет никаких проблем играть в видеоигры. Они есть у родителей.
История: группа мальчиков 10-15 лет открыла для себя майнкрафт. Школьные компьютеры были очень медленными, и они приходили со своими собственными компьютерами. В 9 часов они уже ждали у дверей, и могли проиграть до 17ч. Было сложно выпихнуть их из школы. И так они делали полгода. Когда они начали это делать, ни один из них не говорил по-английски. Что они придумали: они читали на одном экране инструкцию, как играть, на другом печатали текст в гугл-переводчик. Не потому, что они очень хотели выучить язык, а потому что хотели играть. Спустя несколько месяцев один мальчик хотел объяснить мне, как устроен сложный мир, который они построили. После двух часов объяснений я сдулся. Потому что то, что они построили, было таким сложным, что мне понадобилось несколько дней, чтобы это понять. Дети были очень живыми и довольными в школе, но родители были очень недовольны: мой сын только играет в майнкрафт, он ничему не учится. Мы говорили — доверяйте ему, всё будет хорошо. Этого хватало на две недели. Потом они опять приходили в школу и опять получали тот же совет. Раз в несколько месяцев мы встречались разговаривать про свои тревоги. И один папа, который приходил в школу уже несколько раз на такие собрания, рассказал сильно тревожащемуся другому папе, что он испытывал то же самое несколько месяцев назад, но теперь он совершенно спокоен — так как услышал, как его сын объясняет своему иностранному товарищу по игре сложнейшие вещи об экономике созданного ими мира на английском языке. Люди наделены любопытством естественным образом. То, что от нас требуется — это не останавливать его.
Вопросы:
Были ли какие-то проявления в поведении конкретных детей или даже всех, с которыми вы не знали, что делать?
У нас как у школы есть ожидания, что ученики не будут себя вести опасно по отношению к другим людям. Если человек приходит на пробную неделю, и его поведение является проблемным для других учеников, тогда он не может оставаться. У нас были дети с СДВГ, и часто они из-за своего поведения попадали в судебный комитет, но потом с течением времени они научались себя вести в этом сообществе. В этом смысле нет больших проблем. Что является настоящей проблемой, это когда родители не доверяют своим детям, что они могут учиться. Потому что тогда у детей огромное напряжение между свободой выбора и ожиданиями родителей, что они должны делать. Мы стараемся разговаривать с родителями сколько нужно. Некоторые родители понимают, что им необходимо научиться доверять своим детям. Но некоторые родители не могут этого сделать, и тогда лучше этим детям уйти из школы. Когда приходит новая семья, мы говорим, что наша школа подходит всем детям, но не всем родителям. Роль родителя очень-очень важна — это доверять своему ребёнку.
Интересно, что за люди работают учителями в такой школе. Имеют ли они академическое образование. Как вы выбираете стаф?
У нас всего 4 сотрудника на неполной занятости. Но важно, чтобы сотрудники были очень разнообразной группой, с разными качествами, разными компетенциями и опытом. Это должны быть люди, которые полноценно уважают детей. А также люди, которые постоянно задают вопросы себе, смотрят на свои несовершенства, могут принимать обратную связь и уметь её давать. У них может быть, а может и не быть академического образования. Таких сотрудников очень сложно найти. Сейчас среди этих сотрудников есть 3 сооснователя и новый сотрудник. И вначале у нас было очень много уверенности в этом человеке, но ей потребовалось 3 года, чтобы стать действительно хорошим сотрудником. Проблема-то в том, что все сотрудники ходили в обычную школу, и требуется многому разучиться. И тогда если есть эти люди на выбор, тогда школьное собрание решает, кто может там работать.
Сколько сейчас детей?
15
Вы наверняка отслеживаете своих учеников после окончания школы. Чем эти дети сейчас занимаются?
Мы не ведем статистику, но с некоторыми из учеников взаимоотношения продолжаются, и мы видим, что они занимаются всем на свете — кто-то открывает бизнес, кто-то идет в университет. Некоторые получили приглашения на работу, будучи еще учениками школы, и стали работать, минуя университет. Мы — относительно маленькая школа. Но вот в Садбери Вэлли, где 200 учеников, они делают исследования, все время смотрят на карьеру и социальное развитие. Эти исследования есть в книге «In persuit of Happyness».
Вообще никакой программы не давали детям? Про физику дети вообще не имеют представления, получается? Я как учитель ведь должна стимулировать интерес? Как они узнают про самые разные вещи?
Во-первых, у нас нет учителей, у нас есть сотрудинки. Проблема в том, что учителя хотят учить. Но мы оставляем всю ответственность за то, чему они хотят учиться, на детях. Чтобы ученики сами разобрались, как найти эту информацию. Но вообще сотруднику сложно не стимулировать.
Комментарий Лизелотт: Ну если я с чем-то сталкиваюсь, что мне хочется прояснить для себя, я могу кого-то спросить или посмотреть в интернете.
Что вкладывается в понятие уважения к детям?
Если совсем просто, то относиться так, как ты бы хотел, чтобы относились к тебе. Воспринимать других людей всерьёз. Если мне задают вопрос «Который час?», я просто отвечаю на этот вопрос. Многие при подобном вопросе начинают объяснять, как определять время по часам и это, скорее всего, говорит о том, что этот человек думает, что он знает лучше, что важно объяснить сейчас этому ребёнку.
Объяснялось ли это ребятам, как они могу уважать взрослого?
По факту мы ничего детям не объясняем. Когда тут кто-то приходит на пробную неделю, мы даём им возможность столкнуться с какими-то ситуациями и тогда объясняем. Если кто-то говорит что-то грубое другому, тогда мы поговорим об этом. Но если они продолжают это делать, то тогда следуют обращения в судебный комитет. Но это всегда дискуссии не до, а в момент.
Вряд ли правительство Голландии радо таким школам, как вы их убеждали?
Во время второй школы у нас было 32 суда, мы проиграли высший административный суд Нидерландов. И родителей привлекли к уголовной ответственности, что их дети ходили в такую школу. У родителей был штраф. Но по закону их могли лишить родительских прав. Поэтому все родители вынуждены были забрать детей, а мы закрыться. Мы с женой подумали, что мы уже дважды пытались, дважды провалили, наши дети выросли, нам достаточно. Но была одна мама ученика, которая работала в обычной школе, она сказала: «Нет, вы должны продолжать , это так важно». И тогда мы решили сделать это заново. Третья школа была точно такой же, как и вторая. И мы полгода продумывали, как мы можем сохранить концепцию, чтобы ответственность оставалась на детях, и в то же время дать инспекторам все то, что им необходимо, чтобы они были спокойны. Мы пошли к инспекторам и спросили, что им нужно. Они ответили — документация. Ну мы же школа Садбери, мы очень хорошо пишем документацию. Сейчас этой документации больше, чем на 200 страниц. Когда с инспекторов спрашивает министерство образования, у них есть ответы. И потому что у них есть все ответы, они больше к нам не приходят. Другая сторона, это то, что они нам полностью доверяют. Если мы что-то говорим, значит это так и есть. Они сейчас наша самая большая поддержка.Что входило в образовательную среду — компьютеры, игрушки, лаборатории? Со всеми тремя школами мы открывались пустыми зданиями. У нас были пластиковые стулья и садовый стол. И кофеварка для сотрудников. И тогда нам начали предлагать вещи. Конечно, сейчас больше вещей. Не так важно, что находится в школе. Потому что если ученики захотят что-то на самом деле, они пойдут и добудут.
Но где?
Найдут по знакомым, попросят комитет выделить бюджет. В первой школе у нас было очень много вещей, подаренных родителями, и школа наполнялась и наполнялась вещами. И в какой-то момент этого стало так много, что мы заказали контейнер и избавились от огромного количества вещей и шкафы опустели наполовину. И мы увидели, что в школе появилось намного больше активностей.
При нарушении правил человек отправляется в судебный комитет. Как назначается последствие и почему оно не воспринимается как наказание?
Если ты не согласен с последствиями комитета, можно подать апелляцию. И тогда организуется реальный суд и ты можешь представить свой кейс, почему это последствие неверное. Но и прокурор тоже может представить аргументы, почему он считает его верным. Там много людей, и они решают между собой, правильно ли рассудили. У судебного комитета две задачи: расследовать, что произошло, второе — объявить последствие. Трое учеников и один сотрудник. Вместе они принимают решение, учитывая, были ли предыдущие нарушения. Что мы видим, что у детей есть огромное желание справедливости. Но если они видят, что все сделано справедливо, если процесс идет правильно и хорошо, то они нормально принимают это последствие. В редких случаях, когда это не так, они могут подать на апелляцию.
Школа традиционная может оценить, получилось образование или нет. И в жизни всегда есть цель, и человек идет к ней. По каким результатам вы оцениваете, получилось или нет? Что в результате прохождения этой школы человек получает?
Первое, можно спросить у учеников, как они ощущают, был ли это успех или нет. Все, что делают тесты, по сути, это они дают предсказание, как ученик сдаст следующий тест. Тест может быть показателем воспроизведения информации. Но тесты по-настоящему не могут оценить развитие и обучение. Если посмотреть на самые важные вещи в жизни, а обучение и развитие ими являются, вы бы могли создать такой тест, который бы оценивал, насколько вы счастливы или насколько вас любят. Моя жена начала вторую докторскую работу, чтобы посмотреть на этот аспект. Если взглянуть на исследования, нет никаких доказательств, что традиционная школа работает. Но единственная причина, по которой школы такие, какие они есть, это то, что они начались 200 лет назад в Пруссии. Если посмотреть на нашу школу, ученики сами для себя решают, что для них хорошо, что лучше, и они сами действуют. Это же сложная задача. Традиционные методы измерения не работают.
Лизелотт: Я была в школе с 9 до 15 лет. В 15 лет я решила, что хочу пойти в университет. Я попыталась пойти в вечернюю школу, но после одного года слилась, потому что мне там не понравилось. Тогда я пошла в университет, где изучала искусство 4 года. После этого я уехала в Шотландию на магистратуру. Это что-то типа судебно-медицинской экспертизы — распознавание лиц.
Почему вы решили поступать в университет?
Лизелотт: Потому что я очень хотела изучать искусство. И я просто хотела пойти в университет.
В чем была разница между вами и теми студентами, которые были из традиционных школ?
Лизелотт: Я заметила, что они больше жалуются и меньше с этим что-то делают. Но больше никакой разницы я особо не заметила. В университете искусств большинство сокурсников были постарше.
Выйдя из такой свободной школы, насколько трудно было перестроиться в университете на совершенно традиционный способ обучения?
Л.: По всей правде я выбрала изобразительное искусство, потому что оно более свободное, к 3-4му курсу уже не было никаких занятий обязательных к посещению. Но вот в магистерском обучении я не чувствую, что кто-то меня заставляет туда идти, мне этого хочется самой, потому что мне это интересно.
Лизелотт, как выглядел ваш день в школе?
Л.: Каждый день отличался. Я не могу так вспомнить очень конкретно, что я делала. Мне очень нравилось быть в комитетах, быть председателем комитета, обсуждать с людьми правила. Играла в футбол, расслаблялась. У меня не было такого, что я сегодня буду заниматься этим, или вот неделю вперед буду делать вот это. Я много чего делала просто так. У меня не было никаких предметов. Я даже не рисовала в школе. У меня не было такого, что мне интересен предмет, и я хочу открыть книгу и покорпеть над ней. Но само все постепенно прилипло. Я не посетила ни одного урока по-английскому (говорит на английском).
Если есть опыт, который подразумевает соблюдение границ и уважение других, как этот опыт сказался, когда среда оказалась другой? Помогал он или нет?
Л.: Когда я поступила в университет, то вступила в совет студентов и преподавателей, потому что я не соглашалась с тем, что что-то не работало хорошо в университете. Я вступила в него, чтобы мой голос был услышан и чтобы что-то можно было поменять. Это такой яркий пример, что я взяла из своей школы и продолжила делать дальше. Но это распространяется и на другие вещи. Когда ты взаимодействуешь с группой друзей, ты берешь на себя ответственность и действуешь.
Расскажите, пожалуйста, яркие моменты деятельности в течение школьных лет.
Л.: Это было так давно:) Не было какого-то момента, это такой цельный опыт. Нет такого, чтобы я могла сказать, вот это было самым ярким, или это. Это общее впечатление очень приятное, иметь такое место, где можно понять, чего я хочу.
Ну может быть какой-то особенный день?
Л.: Да каждый день был особенным. Это такая прекрасная среда, но несмотря на это были и сложные, фрустрирующие моменты. И было ощущение, что ты хочешь там быть всегда.
Чувствовали ли вы какое-то сопротивление, что должны выполнять обязанности, решать сами за себя, участвовать в каких-то комитетах, делать то, что нужно было делать. Какая была мотивация?
Л.: Моей мотивацией было то, что мне интересно понимать, как работает организация. Это не было обязанностью. Обязательные вещи типа уборки — ну это просто забота о пространстве, и все должны это делать. Так как ты несёшь ответственность за ту среду, где ты хочешь быть, это прекращает быть чем-то обязательным и становится просто ответственностью и выбором. Есть правило, что нужно убирать за собой. Если этого не делать, на тебя могут подать обращение в судебный комитет, и если ты оставил свои вещи, у тебя будут последствия от комитета. Например, помыть окна 15 минут. Поэтому ты очень быстро научаешься, что хорошо бы убирать за собой.
Что является источником знания в школе?
Л.: Знания есть в книгах, в людях, которые туда приходят, доступ к людям вне школы, интернет, университеты, курсы, все как везде. Самое главное — понять, что тебе интересно, а потом — как это найти.
В чём принципиальная разница между подходами? Мы видим девушку, которая окончила школу, поступила в традиционный вуз, который она выбрала, вероятно, потому, что он был не очень сильным, мы видим обычного человека, такого же, как и после традиционной школы и университета. В чем был смысл открытия такой школы?
Л.: Дело в том, что не каждому нравится быть в обычной школе. Например, я не любила обычную школу, потому что я не видела смысла в том, что нужно было учить. И потому что мне говорили делать что-то, в чём я не видела смысла. То, что я ходила в нашу школу, давало мне возможность делать то, что я хотела делать, и быть той, кем я хотела быть — счастливой, — и развивать себя так, как я хотела. Судя по тому, как ощущают себя люди в обычной школе, разница в ощущении себя колоссальная.
Комментарий Питера: Однажды учительницы Лизелотт разозлилась на нее, когда ей было 7 лет. Тогда Лизелотт очень разозлилась на учителей. Когда я спросил ее, что вообще произошло, она ответила, что если учитель может разозлиться на нее, значит, она тоже может разозлиться на учителя. Если бы она осталась там учиться, она бы не дошла до университета, потому что вся жизнь была бы драмой.
Вы сказали, что были счастливы в школе, но что же главнее — радость и веселье от нахождения в школе или все таки возможность самореализации?
Л.: Но они идут вместе. Нельзя понять, чем ты хочешь заниматься, если у тебя нет этого хорошего места.
А как отличалась среда в школе от среды в доме? Что брали в домашнюю среду, где есть семейные отношения?
Л.: В школе было просто, потому что там был судебный комитет (смех). Для меня было сложно, что родители были в школе. Но они это очень хорошо осознавали. Поэтому в школе я старалась с ними много не взаимодействовать. Потому что тогда не надо приносить семейные конфликты в школу. Дома мы получали то же доверие и ответственность, как и в школе. Но с уборкой было сложнее дома (смеются оба).
Комментарий Питера: Как родители мы всегда старались разделить школу и дом. В школе они могли делать то, что мы как родители не одобряли совершенно. И мы никогда не обсуждали эти вещи дома. Вот пример: когда мы открыли вторую школу, в первый год было трое учеников, которые захотели пойти на трехдневный музыкальный фестиваль, и они попросили школьное собрание утвердить их отсутствие. Школьное собрание не утвердило, а ученики все равно уехали. Все в школе были шокированы, и среди этих троих была моя дочь. Как родители, мы это оставили на судебный комитет. И за непосещение судебный комитет постановил санкцию — эту тройку исключили из школы на день.
Что же было трудным в обучении в такой школе?
Одна из наиболее фрустрирующих вещей — это когда ты чего-то хочешь, но ты хочешь, чтобы кто-то тебе это сделал. Ты идешь к сотруднику, а он спрашивает тебя: «А как ТЫ будешь это делать?» А потом приходит понимание — только я сам должен это сделать. Это был один из расстраивающих моментов, но в то же время, самое важное, чему я научилась.
Играли ли вы в компьютерные игры, много ли тратили на это времени, сейчас продолжает ли? Как оцениваете их с высоты своего опыта?
Я не очень много играла, но сейчас немножко играю. В детстве играла в warcraft. Но я быстро теряю интерес, поэтому мне достаточно 4-х часов.
Комментарий Питера: я не играю в компьютерные игры. Играл в 81-м году, в общежитии. Если долго играешь по времени, то можешь дойти до высокого балла. Мы вечерами ходили в бары, приходили домой в 4 утра, и по возращению мои соседи по комнате играли до тех пор, пока не достигали высокого уровня. А после большого количества пива это занимало еще больше времени. Это продолжалось пару месяцев, а потом я подумал, это такая трата времени и бросил это. Моя жена критически оценивала компьютерные игры, и потому она приняла интересное решение: перед тем, как сделать оценивающее суждение, она попробует игру на себе. Она заигралась, и её осуждение ушло.
Л.: Меня часто спрашивали, а чего ты там делаешь? Чему учишься? Я им отвечала, но это было не то, что другие хотели слышать. Во время самоотстаивания было сложно. Но в принципе мне было всё равно. Только с прохождением этого пути, отрефлексировав, я понимаю, чему я научилась. Это так же, как в жизни и бывает, что нет чёткого понимания или причины, почему ты это делаешь. Потом становится яснее, почему ты это делал и чему ты через это научился.
Комментарий Питера: Родители, которые отдают детей в такие школы, настоящие пионеры. Потому что на них большое давление от среды. Это требует много смелости и усилий, чтобы делать то, что не делают все остальные. Когда я был студентом в университете, была одна очень холодная зима, все каналы и реки замерзли, и на севере страны был 200км маршрут катка через 11 городов. 200км катания на коньках — это соревнование с самим собой в каком-то роде. Я был в хорошей физической форме и решил попробовать. Абсолютно все в моем окружении говорили, что это безумие. И тогда я понял, что если ты хочешь что-то делать, тебе всё равно, что думают другие. Если это действительно важно для тебя, ты это сделаешь несмотря ни на что. По сути, в обучении то же самое.
Как вы выучили английский язык?
Л.: Я не знаю (смеется). У родителей всегда было много гостей, которые говорили по-английски.
Как вы видите себя через 10 лет?
Я не думаю об этом. Все вокруг так интересно, у меня много возможностей, жизнь такая прекрасная и яркая. Может быть всё, что захочется.
